...

Утро наступило слишком быстро. Гарри казалось, что его голова не успела еще коснуться подушки, а уже снова ему в лицо светит яркое солнце, свидетельствуя о начале нового дня. Мальчик протер кулаки глазами, потянулся и прищурился, глядя на утренний мир, пытаясь сфокусировать взгляд. Рядом с ним лежал Том Реддл, ничуть не изменившийся с ночи. Грудь его мерно вздымалась, на лбу залегла складочка беспокойства, а губы были плотно сжаты. Гарри порывисто вздохнул и закрыл лицо руками. Ощущение спокойствия и радости от нового дня мгновенно сменились на острый стыд и неловкость. Память, будто издеваясь над мальчиком, то и дело подсовывала ему моменты прошедшей ночи, заставляя переживать это раз за разом. Гарри взъерошил привычным жестом волосы, надеясь, что хоть это вернет его в повседневное состояние. Но в ушах, не переставая, звучал злобный голосок, рассказывая о том, насколько плохо он поступил, как низко пал и как мог простить человека, совершившего столько злодеяний. Хотелось заткнуть уши и говорить что угодно, лишь бы не слышать этих слов.
Гарри склонился над Реддлом, осторожно откинул прядь черных волос с его лба. Рот Тома был чуть приоткрыт, от его губ, от тонких ноздрей поднимался едва уловимый аромат прохладной ночи и прохладной воды, прохладного белого снега и прохладного зеленого мха, прохладного лунного света, что лежит на серебристых камешках на дне спокойной реки, и прохладной чистой воды на дне маленького белокаменного колодца. Будто мальчик на миг склонился над фонтаном и прохладная, пахнущая яблоневым цветом струя взметнулась ввысь и омыла его лицо. Несколько минут он не мог шевельнутся, старясь не потревожить сон спящего. Затем осторожно поднялся, нашел на полу джинсы, спешно натянул их и, стараясь ступать как можно осторожней, вышел из комнаты и прикрыл за собой дверь.
"Он не захочет просыпаться рядом со мной... Наверняка он будет чувствовать тоже самое, что и я... ему будет противно видеть меня, противно и стыдно..." Гарри уперся лбом в противоположную от двери стену, сильно ударив по ней кулаком. Он был отвратителен самому себе, тело, казалось, было не его, а чужим, хотелось поскорее смыть с себя все ощущения от прикосновений Тома, стереть воспоминания и больше никогда не чувствовать этой мерзости на сердце... Никогда еще мальчик не знал такой ненависти к самому себе. Боль терзала душу, разрывая ее на маленькие кусочки и рассеивая их по холодному, безжизненному ветру. Хотелось выть и кричать от отчаяния, убежать куда-нибудь далеко-далеко... Перед зажмуренными глазами проносились моменты последних дней и ночей, сменяясь на краткие белые вспышки... омут памяти Тома... вспышка... незнакомый, чужой слизеринец яростно прижимает его к стене... вспышка... гнев где-то глубоко в сердце, подобный взрыву спавшего вулкана... вспышка... смех, нещадно бьющий по всему телу, отзываясь в нем болью и ненавистью... вспышка...поцелуй... вспышка... прикосновение... вспышка... выражение лица Реддла, его глаза... вспышка... его улыбка... вспышка... громкий стон, приятная тяжесть на теле... вспышка... Гарри согнулся, опускаясь на колени и вжимаясь в стену всем телом. Плакать он уже не мог, сил на это не осталось, таким выпотрошенным и опустошенным было его сердце в этот момент. Только через несколько минут мальчик смог подняться и, пошатываясь, пойти к себе в комнату. Там он тщательно запер дверь на засов и распахнул окно. В лицо сразу ударил летний утренний ветер, такой, какой может быть только летом, и только в этот час. На улице пахло душистой листвой, впитавшей в себя свежие ароматы ночи, капельки росы блестели в разросшейся траве, легкая дымка, сквозь которую пробивались редкие лучи утреннего солнца, струилась по пустынной улице, оседая и расползаясь, словно облака, по ошибке спустившиеся на землю. Гарри сел на подоконник, бессмысленным взглядом изучая небольшую площадь напротив его дома. Неожиданно он вспомнил, как сидел здесь, кажется, сотни лет назад и мечтал, чтобы кто-нибудь из Ордена Феникса, или из Министерства разрушил его одиночество, чтобы не пришлось ему оставаться наедине с Томом Марволо Реддлом, чтобы не пришлось мучаться от сознания собственной бесполезности и ненужности. Сейчас же Гарри всем сердцем желал, чтобы никто не приходил, не нарушал его уединения, не беспокоил глупыми расспросами, не проявлял притворную заботу.
Мальчик устало закрыл глаза. В ушах, как в раковинах, вздымался ветер. Многоцветный мир переливался в зрачках, точно пестрые картинки в хрустальном шаре. По огромному опрокинутому озеру небосвода мелькали птицы, словно камушки, брошенные ловкой рукой. Гарри шумно дышал сквозь зубы, он будто вдыхал лед и выдыхал пламя. В каждом его ухе стучало по сердцу, третье колотилось в горле, а настоящее гулко ухало в груди. Тело жадно дышало миллионами пор. Мир вокруг был отрезан от дома на Площади Гриммо, мир ничего не знал, он был спокоен и равнодушен...
Соскочив с подоконника, Гарри вышел из комнаты и прошел в гостиную. Тишина, прежде флегматичная, теперь стала зловещей, она как будто ожидала чего-то, как будто смеялась из темных углов, не очищенных от паутины, словно грозилась нагнать, схватить, сжать и раздавить в своих тисках. Мальчик опасливо оглянулся. В темную, зашторенную гостиную не проникало ни единого лучика света.
"Как Том мог сидеть здесь часами? Мерлин, да что за мрачное место! Темно как в склепе!" - подумал гриффиндорец, прохаживаясь по комнате, раздвигая занавешенные окна, открывая их, чтобы здесь тоже поселились запахи лета и возмущаясь про себя. И вдруг по спине пробежали мурашки. "Я впервые назвал его по имени... По имени... Его же зовут Том... Том Реддл..." Как только Гарри подумал об этом, ему стало невероятно тепло и спокойно на душе, точно так оно и должно было быть, и не совершал он ничего предосудительного вовсе, не мечтал отделаться от этих воспоминаний, не стыдился самого себя...
На столе у камина лежала черная трубка, которую так часто курил Реддл. Рядом с ней небрежно валялся пакетик с табаком и коробок спичек. Гарри неуверенно потянулся к трубке, поворачивая ее в руках и так, и эдак, точно какой-то сложно устроенный механизм, стремясь понять, как он работает. Неловкими пальцами он набил трубку табаком, просыпав при этом полпачки, неуверенно чиркнул спичкой, и поднес ее к трубке. Понюхав исходивший от нее дым, гриффиндорец чихнул и потер нос рукой. Но любопытство брало свое. Осторожно коснулся он губами узкого конца трубки и вдохнул в себя сероватый душистый дым. В тот же миг легкие резануло острой бритвой, горло покрылось наждаком, а грудь сдавило так, что сделать новый вдох было просто невозможным. Трубка упала на пол из дрожащих рук, Гарри схватился за горло и громко закашлялся, хватаясь свободной рукой за спинку кресла.
- Поттер, ты что решил начать курить? Ай-яй-яй, как нехорошо. С алкоголем мы подружиться уже успели, если мне не изменяет память, теперь тянем руки и к табаку? Чтобы сказал Дамблдор на такое, а, Поттер?
Реддл, гордо вскинув голову и вздернув подбородок, зашел в гостиную. Он неторопливо оправлял манжеты свежей рубашки, снисходительно глядя на чуть ли не задыхающегося гриффиндорца. Такой же ленивой походкой он дошел до буфета, открыл дверцу и достал из него прозрачный графин с водой и чистый стакан. Наполнив его почти до краев, мужчина, лишь слегка склонившись, протянул стакан Поттеру, не опускаясь, впрочем, ниже, и глядя на него сверху вниз. Гарри судорожно схватил стакан, опрокинув его в себя одним махом и попытался глубоко вздохнуть. Кашель все еще мучил, но рассуждать здраво он все же уже мог. Поднявшись с колен, мальчик мрачно посмотрел на мужчину.
- Я... просто решил попробовать... - сипло пробормотал он.
- Так все говорят сначала, Поттер, - Реддл махнул рукой, в голосе слышалась издевка. Мужчина поднял трубку с пола и опустился в кресло.
- Как ты куришь эту гадость?! - мальчик подошел к буфету и налил себе еще немного воды из графина.
- Это не гадость, Поттер, - устало ответил Том, - Дело в том, что у каждого есть свои привычки. За долгие годы у меня их накопилась целая масса, знаешь ли. Трубка - одна из привычек, - Реддл с наслаждением затянулся, внимательно оглядел комнату, замечая, что что-то в ней изменилось, но, кажется, не понимая, что именно.
Гарри заметил взгляд Тома и ехидно усмехнулся.
- Я позволил себе впустить немного света в твой склеп. Здесь было слишком мрачно.
- Мне все равно, - мужчина равнодушно пожал плечами, - Дом твой, волен распоряжаться здесь как угодно.
Гриффиндорец почувствовал, как внутри него начинает закипать уже такой знакомый гнев. Отстраненность Темного Лорда раздражала и заставляла мечтать сделать что-нибудь из ряда вон выходящее, чтобы привлечь его внимание.
- Ты не хочешь поговорить? - резко спросил Гарри, прежде чем успел подумать о целесообразности подобного вопроса.
На минуту в гостиной воцарилось тягостное молчание.
- О чем нам с тобой разговаривать, Поттер? - наконец, спросил Том чуть дрожащим голосом.
- Что значит о чем? Забыл? Напомнить тебе?! - гриффиндорец поставил стакан на стол, громко хлопнув стеклянным донышком о деревянную поверхность.
- Если ты опять начнешь истерить, я уйду, учти это, Поттер! - мужчина угрожающе посмотрел на своего разозленного собеседника.
- Истерить?! Я?! Да я спокоен!
- Да, я вижу, - Том выпустил изо рта облачко дыма, заполнив им добрую половину комнаты.
- Этой ночью... Реддл, ты понимаешь, что произошло?.. - Гарри говорил теперь очень тихо и медленно, стараясь контролировать свой гнев и подавить в себе желание броситься на мужчину с кулаками, хотя подобная мысль уже посещала его не один раз.
- Прекрасно понимаю, Поттер. Мы переспали. Тебе не понравилось? Кажется, жалоб не поступало. Или я что-то пропустил? - с наигранной заботой и участием Реддл смотрел на гриффиндорца, отложив трубку в сторону и сцепив пальцы в замок.
Какое-то время мальчик отказывался верить в услышанное. Но нескольких секунд, последовавших за замешательством и показавшихся для них обоих вечностью, ему хватило на то, чтобы понять всю суть происходящего. Реддлу было все равно. Все равно ему было вчера, сегодня, и все дни, которые они провели практически бок о бок. Ему просто было интересно наблюдать за глупым подростком, любопытно посмотреть, что выйдет из всего спектакля, который он затеял. Им двигало желание развлечься, развеять скуку... А самое главное... да, теперь Гарри понял это со всей ясностью... самым главным для него было одержать победу над великим Мальчиком-Который-Выжил... сломить его не там, на поле боя, где все четко и есть лишь две стороны, где видны границы поля боя, а сломить его душу, сломать, чтобы не было пути назад, чтобы никогда он не смог воздвигнуть прежнюю стену...
- Ты просто монстр... ты чудовище!.. ты... Реддл, ты мне отвратителен!.. Я жалею о каждой секунде, что провел с тобой ночью!! Да лучше бы и не было тебя! - голос Гарри с шепота сорвался на крик. Он со всей силы пнул маленькую табуретку, та отлетела в сторону и, жалобно всхлипнув, врезалась в стену. Не оглядываясь, мальчик выбежал из гостиной, которая, несмотря на открытые окна, вновь казалась темной и неприветливой.
Том отвернулся к окну. Бледное лицо, на котором красовалась маска равнодушия, лишь слегка дрогнуло, по нему пробежала тень боли, а в черных зрачках мелькнула тоска. Мужчина опустил руку на подлокотник и устало прикрыл глаза. За все годы он привык справляться с этими чувствами, и сейчас это не было ему в новинку. Разница заключалась лишь в том, что сегодня почему-то это было труднее. Хотел он того или нет, но Реддл думал о прошедшей ночи не меньше, чем гриффиндорец, только что покинувший комнату и яростно хлопнувший дверью. То и дело он воскрешал в памяти еще свежие воспоминания, не покрытые коркой всемогущего времени, наслаждаясь прошедшими моментами.
"Ты как всегда, Поттер... в своем репертуаре... как был глупым мальчишкой, так им и остался... Слизерин всемогущий, неужели этот парнишка так никогда ничего и не поймет? Почему обязательно быть таким упрямым, скажи мне, Поттер?.. Хваленая гриффиндорская, а я бы сказал баранья упертость... когда она перестанет тобой двигать?.. Когда ты, наконец, откроешь глаза и снимешь с них эти бесполезные шоры?.. Ты закрываешься в своей раковине, как улитка, думая, что так будет безопасней... это хорошо, меньше шансов, что ты снова попадешь в беду... но твоя бессмысленная доверчивость... наивность, доходящая до идиотизма - это все портит, Поттер... а потом ты нещадно жалишь себя за то, что успела натворить эта твоя доверчивость, а вернее, тупость... плохо и тебе, и окружающим... что, здорово жить вот так, да? Нравится тебе это?.. А ведь когда-нибудь ты обязательно нарвешься, это я тебе обещаю... сильно нарвешься... не каждый же будет таким терпеливым, как я, не каждый, Поттер... и меня рядом уже не будет...". Том неторопливо набил трубку свежим табаком. Но пока он это делал, курить расхотелось совершенно. Он подошел к окну и посмотрел на улицу невидящим, пустым взглядом...
В это время Гарри лежал в своей комнате, широко раскинув руки и закрыв глаза. Труднее всего сейчас было принять настоящее. Смириться с ним. Положить на нужную полочку в сердце и на краткий срок забыть об этом. Неимоверно сложно было думать о чем-то другом, отстраненном. Непереносима была даже сама мысль о Реддле, не то, что о его поцелуях или прикосновениях. Мозг Гарри упорно отказывался думать. До сих пор для него все было если не четко и не так понятно, как хотелось бы, но по крайней мере не вызывало острых неприятных ощущений. Он переборол себя, сломил, отстроил себя нового. Ему казалось, что именно этого хочет от него Том, именно это, думал гриффиндорец, необходимо ему самому. Казалось, что все должно быть именно так и никак иначе. Но сейчас... сейчас все потеряло свой первоначальный смысл. Прежние боги утратили силу. Идеалы погасли, растратив свой фальшивый блеск. Былые мысли пошли на растопку печей, в которые Гарри безжалостно старался закинуть все чувства и эмоции, разрушавшие его изнутри. Он снова стоял на обломках прежней стены, на руинах былой ненависти, перебирая камень за камнем, и скрепляя их слезами...

Мир гаремника
В этом мире любовь играет важную роль в жизни человека. Чем больше людей тебя любит, тем сильнее твоя магия, и к тому же…

Варианты ответов: