Ария
Лучше бы меня пытали.
Закрыть бы глаза, а, открыв вновь, увидеть, что я снова в операционке, и похититель за зеркальными стеклами что-то глумливо хохочет перед тем, как передвинуть рычаг до упора. Пусть синенькие искорки расплавляют мне мозг и выдергивают ниточки нервов. Я более не воспротивлюсь.
Оказаться бы одной среди коробок, не знать ничего, ни боли, ни ужаса, плавать в благословенном неведении. Вот оно, счастье.
Лучше бы мне вырвали сердце.
Те кровоточащие ошметки в моей груди все равно уже не справляются со своей задачей: я не чувствую тела. У меня его нет, у меня нет ничего, всё, чем я являюсь – это комок истерзанных останков, комок боли и бесконечного отчаяния. И комок этот летит в черную, холодную дыру, оглашая ее пронзительным беззвучным криком.
Лучше бы они отрезали мне язык.
Выкололи глаза.
Разрезали по частям.
Я готова умирать вечность – лишь бы вернуть назад одну единственную минуту! Ни на долю секунды больше! Я от всего откажусь: от себя, от мира, от него отрекусь – мне бы просто отмотать назад этот роковой виток времени. Я ничего больше не попрошу. Я умру сразу после этого, клянусь.
О, зачем нужно предвидение, если оно не идет рука об руку с возможностью отвратить беду? Зачем знать, видеть, чувствовать этот ужас сначала во сне, затем наяву, если не дано даже пальцем пошевелить, чтобы переиграть жестокий сюжет? Дважды пережить смерть родителей – но ни одного шанса не получить, чтобы спасти…
И лучше бы тот юноша попал в меня. Лучше бы он сразу попал в меня – и завершил на том череду бессмысленных убийств. Это я, а не они, знала конец своего пути. Я, а не они, была готова умереть в любой момент.
Для них я готовила жизнь.
Так почему же он не попал в меня?
Падая во тьму, я кричала, раздирая в кровь безголосое горло: «Как? Как? Как?!». Отчего я еще живу, а их нет? Почему я не спасла их? Я душу, душу ради этого отдала, разве недостаточно этой жертвы? Неужели мало? Но я отдам еще, я всё отдам, мне бы только одну минуту возвратить, одну секунду, я сама встану под удар, я оттолкну, мне бы успеть, мне бы…
Мне бы забыться от этой боли, жгучей язвы в груди, ведь знаю, что всё бесполезно, что ничего не вернуть, не поднять два окровавленных тела с жаркого асфальта… не вдохнуть жизнь… будут лежать там вечно – я не спасла.
Два тела… Я звала их «мама» и «папа», а за них я душу продала… Не за тела.
Собственный вопль рвал на части. Нервы отваливались кусками. Отчаяние и горе росли, как раковая опухоль, уничтожая меня изнутри, заменяя собою всё, что ещё жило и дышало во мне… Я задыхалась, тонула, сгорала в черном пламени, но жила, каким-то диким образом ещё оставалась жива – а они, они были мертвы.
Но должно было быть наоборот.
Они должны были улететь – теперь, когда цепи были разорваны, веревки сброшены, а враги обыграны, что могло быть проще? Всего сто метров, сто гладких асфальтовых метров без единой трещинки им нужно было миновать, а затем полет и свобода, и всё, чего их лишили… А я осталась бы там без сожалений, без боли, без души, в последнюю секунду своего земного бытия испытавшая счастье, после которого жить уже бессмысленно. Лучше бы все сложилось именно так, лучше бы я бежала в тот миг, лучше бы…
Но у меня нет этого «лучше». У меня нет ничего. Даже надежды.
Мир гаремника
В этом мире любовь играет важную роль в жизни человека. Чем больше людей тебя любит, тем сильнее твоя магия, и к тому же…
Варианты ответов: