...

***
Этот зал слишком большой и светлый для его картин.

Маркус говорил Глории, но она отказалась притушить лампы. Конечно, сейчас Марк может сорвать рубильник, чтобы только освещение над полотнами осталось, но он не станет этого делать.

Пусть, пусть… Это как раздеться перед толпой, это как дать заклеймить себя при собственном отце, при отце Драко, при множестве разных отцов, сумасшедших теток и скрюченном, еле живом Темном Маге, самом страшном волшебнике этого века.

Марк не из тех, кто во время вернисажа стоит в зале, пьет шампанское и принимает поздравления и комплименты. Обычно он наблюдает сквозь односторонне-прозрачное стекло на втором ярусе зала.

Смотреть не на что – люди ходят от картины к картине, переговариваются негромко, качают головами. Но Маркус все равно смотрит, до самого вечера, даже не позволяя себя прерваться на чашку крепкого кофе.

Все потом, потом.

Сегодня.

От долгой неподвижности тянет в спине, гудят ноги. Маркус покусывает согнутый большой палец, шишковатый сгиб сустава, пока кожу в том месте не начинает жечь.
Оливер приедет. Сегодня.

Это так же точно, как то, что сын Панси Паркинсон, наглый, некрасивый хлыщ снова станет предлагать небывалые деньги за картину под номером две тысячи пять. Цифры важнее букв. Считая свои работы, Маркус таким образом запоминает их все, он может рассказать, что значила каждая в его жизни, но подобный подарок газетчикам не дано урвать.

Глория поднимается на второй ярус, стараясь двигаться тихо, но у Маркуса слишком хороший слух. Ее духи на два тона слаще, чем должны быть, становится тяжело дышать, и Маркус надрывно кашляет в кулак.

– Зачем вы выставляетесь, мистер Флинт? Я наблюдаю за вами третий год. Вам это не нужно, вы не любите внимание и славу, вам не льстят восторги фанатов, тогда зачем же?

– Чтобы вы смогли заработать на мне имя и деньги?

«Чтобы выполнить твое желание, Ол, одно из множества глупых желаний, которые я раньше всегда рвался исполнять».

– Я знаю, вам не очень нужна моя помощь, но все же. Ответьте мне. Что это дает вам?

– Глория, если я не ошибаюсь, Скорпиус Малфой ищет именно вас. Там, внизу. Можете после вернисажа подарить ему тысяча девятисотую, по старой дружбе наших семей.

– Вы разбиваете мне сердце, Маркус…

Она уходит, слишком ровно держа спину, и Марк думает, что она не может быть в него влюблена. Это бредово звучит даже в виде неоформленной, мимолетной мысли.

Она неправа. Маркусу нравится, что его картины ценят, так он может хоть немного верить Вуду, который говорил, что эта мазня чего-то стоит. Навязчивая, необходимая, как надежда, как вдох после выныривания из ледяного озера, потребность: верить Вуду.
Он покидает галерею через служебный вход.

Последнее гастрономическое пристрастие Оливера, которое может вспомнить Марк – слабо копченая форель. Ее нужно подавать с особым соусом собственного приготовления, для которого требуется красный лук из лавки в тупике Косого переулка, и кизил – его можно найти в магловском супермаркете.

Когда подошв касаются неизменные камни мостовой Лютного, куда Маркус аппарировал на полном автомате, ветер толкает его в спину. Как мощный Экспелиармус, от которого удалось отклониться.


Мир гаремника
В этом мире любовь играет важную роль в жизни человека. Чем больше людей тебя любит, тем сильнее твоя магия, и к тому же…


Варианты ответов:

Далее ››