В купе висела незыблемая, не сказать, что неловкая, но и не умиротворенная тишина. Трое сидели – каждый в своих мыслях, но синхронно реагируя на топот ног в коридоре, на изредка появляющийся шум оживленных станций за окном, на осторожные, но до дрожи неловкие движения кого-то из соседей. Миранда ещё больше съёжилась на своём сидении, вжимаясь в угол, а глаза – строго в пол, под ноги, хотя так хотелось бы посмотреть, наконец, прямо.
Лави неохотно размял затёкшие мышцы, меняя положение, и удобней умостился на своём месте, а глаза – строго вверх, в потолок, хотя хотелось бы посмотреть, наконец, прямо.
Старик-историк хмыкает, понимающе щурит глаза, едва услышав активную возню, и немного склоняет голову на бок – размышляет. Ситуация напрягает, выходов из неё два, но каждый в понимании учителя обязан начаться с хорошего подзатыльника ненаглядному ученику. От этих мыслей Историк недобро коситься на рыжую шевелюру юного, но уже делающего успехи обормота, многообещающе ухмыляется и ловко поднимается на ноги со своего сидения.
Хлоп! – отзывается оскорблено дверь купе, отгораживая благоразумие мудрого наставника от напрасно отягощенного им сейчас ученика.
Секунда – на то, чтобы осознать поступок Панды, чтобы уловить его мотив, чтобы глотнуть побольше воздуха для прыжка в омут с головой. Потому что в купе остался только Лави.
Шелест одежды – и парень уже опустился на корточки на полу. При желании, подвинься он ближе, спокойно мог бы пристроить свой подбородок на коленях пока что лишь шокированной немки. Но не сейчас. Она – слишком хрупкий механизм, чтобы вмешиваться в его работу, не прочтя инструкцию.
И он наблюдает.
Один взмах темных ресниц, чуть обожженных на кончиках после задания – на то, чтобы и зрение, и разум смогли скомбинировать картину происходящего, приняли её и подали хоть какую-то команду к действию. Миранда сначала лишь ошарашенно смотрит, не мигая. Она настолько поражена, что не замечает самого главного – её взгляд, как и его, направлен прямо в глаза.
Потом девушка привычно поддается смущению, пытается отвернуться, спрятать хотя бы бледное, подернувшееся румянцем, непозволительно счастливое лицо, но не успевает – действия Лави снова выворачивают её понимание мира и отношений с людьми наизнанку. Лотто судорожно глотает воздух, почти задыхается, от чего на глаза выступают невольные слёзы. Хотя, может, они не от того снова готовы катиться по щекам? Ведь Младший Историк осторожно, как-то даже боязливо приподнимает оба её лилово-сизые запястья и мягко, невесомо, словно стягивая её боль на себя и извиняясь, касается сухими губами тёплой кожи.
Миранда вздрагивает, лишь отчасти понимая свои действия, пытается вырваться, только Лави аккуратно, но настойчиво удерживает её. Потому что если сейчас снова убежать, потом тропинку снова засыплет обломками Акума, ошмётками душ, остатками чувств. И она, кажется, уже тоже это поняла, потому что затихла, обрывисто всхлипнув, и обмякла в его руках.
Миранда категорически не понимала, чем заслужила подобное, каким образом обрела главную роль в придуманной ранее сказке, поэтому первые мгновенья в ней росла острая уверенность в необходимости сопротивления. Но сопротивляться чему? Исполнению собственных наиболее сокровенных желаний?
И немка расслабилась, позволяя ощущению счастья окутать её будто тёплым мягким одеялом, укрывая от дурной погоды - мыслей. Но только внезапная догадка, подобно коварному сквозняку, забралась даже под уютный покров, больно задев старую рану. А его чувства? О них она подумала, никчёмная эгоистка? Лави не выглядел в этот момент счастливым, его лицо было едва не искажено необъяснимой мукой. Миранде казалось, он ломает себя этим поступком, и она лишь всхлипнула, понимая это, но совершенно не имея сил сделать что-то. Ржавые шестеренки внутри зашевелились, резонируя с прежним незыблемым тиканьем его механизма. Значит, её убогая деталь прижилась, пригодилась. Лотто отчаянно-облегченно выдохнула, тут же закусывая дрожащую губу. Частичка её души прижилась в нём. Может ли быть?.. Нет, не так. Смеет ли она надеяться?..
- Прости, - искренне извиняется Лави, хотя хочет сказать что-то намного большее, намного значимее.
- Прости, - почти в унисон хрипло шепчет Миранда, хотя хочет спросить что-то намного важнее, намного сокровенней.
А после слов, в насыщенной, но до дрожи приятной тишине, они снова смотрят глаза в глаза и синхронно улыбаются – она чуть надломлено, неуверенно от непривычки, а он широко, светло, за двоих – так, как никогда раньше, чтобы она заметила разницу.
Они оба на уровне механизмов внутри расшифровали всё упрятанное - не сказанное.
Миранда смелеет настолько, что мягко запутывается дрожащими, словно в лихорадке, бледными пальцами в теплую-теплую рыжую шевелюру. Лави расслабляется настолько, что таки укладывает подбородок девушке на колени, полностью садясь на пол, и по-кошачьи жмурит довольные, наглые зелёные глаза – он умеет быстро принимать подарки судьбы. Казалось бы, всё оговорено на совершенно другом уровне, но находчивый Младший Историк знает, что сказать и сейчас:
- Я хочу записать твою историю.
- Но в ней нет ничего интересного, - вяло отвечает девушка, вздрагивая всем телом в следующий момент, когда цепкие руки обхватывают её талию, а нос парня соприкасается с её.
- А если в ней буду я?
Игра богов
Этот мир представляет из себя классический мир средневекового фэнтези, населённого множеством рас и государств. И у так…
Варианты ответов: