Она спокойно рассуждала на самые обыденные темы, голос звучал ровно и естественно. Ни разу, даже не намекнув на инцидент с тарелкой и головой Блейза Забини и свое едва ли приятное времяпровождение в зале наград, Калипсо скучающе бросала ироничные замечание по поводу Мадам Пинс, не шевелясь и смотря куда-то в прострацию.
Лионель же смотрел только на нее. Не отрываясь. Широко раскрыв удивленные глаза, будто заблудившийся слепец, который прозрев, совершенно неожиданно оказался у своего дома. Она вдруг перестала быть собой. Распадался тот привычный, казалось бы, правильный образ богатой аристократки из очень привилегированной семьи, безупречно красивой, со своими тараканами, безусловно, но покажите человека без них?!
Эта оболочка крошилась и рассыпалась, образуя блеклую, скучно серую кучку пепла у ее длинных ног, обутых в кожаные сапоги для верховой езды. Она, все такая же спокойная и безразличная, но уже без этой своеобразной брони, стала невероятным открытием, умопомрачительным, сбивающим с толку откровением. Лион смотрел на нее, и все никак не мог поверить. И дело было даже не в ее наплевательском отношении на все, что было безмерно важным для всех остальных, дело было в Жан-Лу. Насколько же ей безразличны самые очевидные факторы?!
- Почему ты так смотришь? – Калипсо повернулась к нему и лицо ее смягчилось. Упрямая складка меж бровей разгладилась, глаза посветлели, а губы дрогнули в улыбке – неужели она реагирует так, просто смотря в его лицо? На душе вдруг стало как-то легче, и все-таки это было странно. Как так получается, что он ощущает себя привлекательным только тогда, когда на него смотрит самая красивая девушка в мире? Где здесь логика?
- Ты самый удивительный человек из всех, что мне доводилось видеть. – Прохрипел Лио, отчаянно цепляясь за настойчивое и очень неприятное покалывание в сломанной ноге, так как яркая синева уже поглощала его, и физическая боль должна была хоть как-то отвлечь…спасти…
- Если я разбила тарелку о голову одного заносчивого {censored}, это еще совсем не значит, что я удивительная. – Пренебрежительно отозвалась Липсо. Она, в отличие от всех нормальных людей, никогда не ерзала долго сидя на одном месте. Она могла находиться в одном положение НЕНОРМАЛЬНО долгое время, при этом, ни разу не шелохнувшись и ни на что не отвлекаясь. Это сложно назвать даром, но это было, по меньшей мере, странно. И таких маленьких странностей у нее было уйма. Больше, чем у откровенно полоумной Полумны!
- Разве урок уже не начался?
- Подвинься. – Калипсо устраивается рядом с Лио на крохотной, жесткой кушетке и поцеловав его в плечо, сжимает его ладонь в своей руке.
- Ты делаешь меня счастливой. – Шепчет она, и каждое драгоценное слово, вперемешку с ее горячим дыханием касается его кожи на груди, проникая вглубь, к самому сердцу.
- Мисс. Д'Эстан, вы задержались из-за того, что не могли донести до моего класса свое огромное эго, или у Вас имеется иное, менее правдивое объяснение? – Калипсо придумала куда более оригинальный ответ, но так как в классе был Орайон, решила не выпускать его за границы своей головы. С несвойственным ей, явно искусственным шумом, она вытрясла все книги из сумки, затем бесконечно долго шуршала страницами и скрипела не скрипучим стулом.
И искренне это веселила только Теодора Нотта. Смотря на то, как метались из стороны в сторону ее длинные волосы, пока она усердно шумела, он испытал вдруг самый неожиданный, странный прилив удивительной нежности – именно потому, что она так настойчиво скрипела стулом и именно потому, что он пока ничего о ней не знал.
Но это длилось не долго, иронично усмехнувшись собственной глупости, он отвернулся и стал записывать лекцию. Тео искренне верил в то, что все люди, что бы они сами о себе не воображали, делятся на простые категории, которым соответствуют определенные черты характера. И Калипсо была не исключением.
Блейз Забини, сидящий рядом, даже не обернулся, когда Д'Эстан зашла в класс. Всем было известно, что за жестокую шутку с Лионелем, Забини грозились выгнать со школы, но он каким-то чудом до сих пор оставался в стенах замка. Побледневший и невыносимо усталый, он с безразличием смотрел на свои тяжелые, платиновые часы, отсчитывая секунды до конца урока.
Чтобы не происходило в школе, а тем более за ее пределами, Блейз всегда держал нейтралитет. Эта была не его война, и участвовать в ней он вовсе не собирался. Погибать за чьи-то интересы - увольте. Главные роли этой масштабной пьесы были распределены, и Блейз был уверен, что концовка для обеих сторон будет фатальной, так как сценарий уже был довольно трагичным. Спокойный, молчаливый и замкнутый, беды и невзгоды всегда обходили его стороной, будто сама фортуна не могла перед ним устоять. До недавних пор. Оказывается, у всех бывают неудачи, даже у любимчиков судьбы вроде Забини.
Когда урок подошел к концу, Блейз вынудил себя подняться и начать собирать учебники. Двигаясь на автомате, он последовал за Тео. Нотт отличная компания, так как, не смотря на довольно хамское отношение ко всему на свете, в душу он не лез.
Сдвоенная история магии – лучшее место для того, чтобы спокойно подумать. Блейз скрестил руки на широкой груди и, уставившись в окно, слушал скрип пера, сидящего рядом Тео, когда в кабинет постучалась Профессор Макгонагалл. Она сказала, что Забини хочет видеть директор, и сидящие в классе ученики решили, что теперь-то его точно выгонят.
Последовав за деканом Гриффиндора, Блейз цинично и будто со стороны делал предположение, касательно своего будущего, и уже и сам решил, что с большой вероятностью, сегодня ему придется проститься с замком.
В кабинете директора была светло и уютно, в углу мирно посапывала величественная птица, на стеклянном столике жужжали разные предметы. Отрешенно следя за фениксом, Блейз прошел вглубь комнаты и приподняв смолянистую бровь уставился на плачущую Клементину Лачоуски.
- Присаживайся, Блейз. – Мягко проговорил директор, указывая на стул рядом с Клементиной. Она подняла на Забини большие, темно-карие глаза и заплакала навзрыд, бормоча что-то себе под нос. Волосы грязно серого цвета облепили бледное, заплаканное лицо, она продолжала что-то говорить сквозь поток бесконечных слез, но он уже и сам все понял.
- Мисс. Лачоуски метоморф, и превратится в Вас, ей не составляла особого труда…
Директор говорил и говорил, пока Клем смотрела на безучастное лицо с блестящими, зелеными глазами, свозь туманную пелену слез. Воздух казался плотным и осязаемым, слишком густым, чтобы дышать. Клем задыхалась.
Когда после игры Пэнси предложила поиздеваться над единственным другом Калипсо Д'Эстан, Клементина не думая и секунды согласилась на это заманчивое предложение, хотя сейчас, на трезвую голову, никогда бы не пошла на такое. Почему бы и нет, думала она? Слизеринцы всегда измывались над этим странным пареньком, лишь теперь, когда он стал дружить с Мисс. Совершенство, никто его не трогает. Она за всю жизнь ни над кем не издевалась, а ведь многие делают это регулярно! Значит и ей можно! Слепая ко всем доводам рассудка, Клем поддалась своей тупой, убивающей изнутри злости и мерзкой ревности. А ведь сейчас она никогда и подумать не могла, что ярость и отвратительная зависть смогут начисто перекрыть все то хорошее, что буйством цвело в ее светлой душе. И кто мог представить, что глупая шутка обернется так? Они хотели просто его припугнуть, чтобы он рассказал об этом своей подружке.
Она плакала всю ночь после случившегося, проведя ее под дверью медпункта, так как по школе ходили страшные слухи, что переломав позвоночник, Лионель попросту умер. Совесть пожирала ее изнутри, и не признаться, она просто не могла. Скрыв участие Паркинсон, она пришла к директору с повинной, решив про себя, что исключив ее, они поступят как нельзя правильнее, ведь она не только чуть не убила невинного человека, она уничтожила репутацию Блейза. Но сейчас, Клем с прозрачной отчетливостью видела, что ему все равно на то, что думает о нем вся школа и Лионель Эрвуа в частности. Ему было дело лишь до одного единственного мнения, которое ей предстоит изменить.
К ее удивлению он отказался от публичного заявление, и, поблагодарив директора, вышел из кабинета. Клем, выслушав список всех своих наказаний, и поразившись тому, что ее все же не выгнали, последовала за ним.
- Прости и…спасибо. – С несвойственной ей нерешительностью крикнула она, нагнав его у картины с пятью нимфами, которые с любопытством смотрели на них из своего личного леса. Сначала Клем говорила уверено, храбрясь, но под конец реплики, голос ее сломался и затих, перейдя на сдавленный, пристыженный шепот.
- Я знал, что ты ненормальная, но никогда бы не подумал, что ты способна на такое. – Сказал Блейз, остановившись, но продолжая стоять к ней спиной. Широкие плечи вздымались, выдавая не вмещающееся в слова эмоции, его голос сочился презрением, которое Клем не могла вынести. Каждое слово обжигало сильнее предыдущего. Хотелось закрыть уши и убежать, спрятаться там, где ее поймут, где можно будет забыть об этом, как о страшном сне. Слезы полились по красным щекам, но как только она открыла рот, чтобы прохрипеть какие-то очередные извинение, он взорвался:
- То, что я не хочу унижать тебя при всех, ничего не значит! – Озлобленно, сквозь зубы, зарычал парень, оборачиваясь к ней. Все, что он говорил, сдирало еще не до конца образовавшуюся корочку со свежей раны. «Пожалуйста, перестань, прошу…» - отчаянно молило она, но с губ не сорвалось ни единого слова. Судорожно, со стоном она хватает ртом воздух, будто в последний момент, когда легкие уже разрываются болью от недостатка кислорода вынырнула из-под воды. Слова рождаются где-то глубоко внутри, поднимаются все выше и застревают в горле. Будто немая, она молча, задыхаясь, вглядывалась в него.
Клем никогда не видела Блейза таким: зеленые глаза потемнели, на шее вздулась вена, лицо перекосило от злобы.
– НЕ. СМЕЙ. КО. МНЕ. ПРИБЛИЖАТЬСЯ. НИКОГДА.
- Как жаль, что тем, чем стало для меня твое существование, не стало мое существование для тебя. – Прошептала она словно молитву, ему вслед, вытирая предательские слезы, которые, казалось, никогда не закончатся.
Гостиная великого Салазара отчасти находилась под Черным озером, и этот фактор, так же служила тому, что в комнатах подземелья, куда не проникает солнечный свет, круглогодично было сыро и холодно.
- Василиск. - Прошептал голос из сгустившегося мрака, открывая проход в логово змей. Тихие, но уверенные шаги отдавались слабым эхом и как только тусклый свет древних ламп осветил лицо вошедшей - разговоры умолкли.
- Забини? - Увидев статную фигуру юноши, поднимающегося в комнаты, властно окликнула Калипсо в оглушительной тишине набитой людьми комнаты. Он не обернулся. Огромное количество парфюмов тут же ударили ей в голову. Раздражительная гостья, замялась в начале своего тяжелого пути, но все-таки, пересилив свою гордость, сделала несколько скорых шагов ему вслед.
- Блейз… - Мягко выдохнула она совсем близко, будто сдавшись. И звук его собственного имени, впервые произнесённого ее губами, почему-то заставил сердце биться чаще. Он знал: стоит ему обернуться, слить с ее тленным дыханием свои не умещающиеся в словах мечты, - и прощай навсегда божественная свобода полета мыслей. Блейз пытался овладеть собой, но все было напрасно. С радостью проиграв в этой внутренней борьбе, он повернулся к ней порывистым, взволнованным движением.
Она стояла в начале лестницы, смотря на него глубокими, густо-синими глазами, которые походили на два отдельных океана, бурлящих и пенящихся на ее фарфоровом лице. Дневная путаница и все прожитые им за короткое время потрясения подсознательно складывалась в благосклонное, правильное зрелище, навеянное расплывалось, как что-то совершенно неважное, почувствованное нарастало вокруг ядра и, как железо к магниту, тянулась к полюсу, который лежал в потусторонности. Она и была этой потусторонностью, тем необъяснимым явлениям, тем ядром к которому, казалось, уже не первую жизнь стремилась его душа…
Блейз смотрел, как ее губы, только недавно произнесшие его имя, складывались в слова извинения. Он спустился на несколько ступенек, сокращая незначительное расстояние между ними, а потом и вовсе сошел с лестницы, позволяя их лицам оказаться на одном уровне. Калипсо обернулась к нему и благодарно улыбнулась, и эта улыбка была в сто крат ценнее всего тех формальных фраз, что она произносила. Она чувствовала его горячее дыхание на своих ресницах…
Универ Экстрасенсов
В этом мире существуют духи и потусторонние силы, каждые из которых тревожат умы обычных людей. Они пугают, запутывают…
Варианты ответов: