Я осознала всю тяжесть своего бремени только тогда, когда осталась совершенно одна. Казалось, внутри меня ничего нет, будто пустота накрыла меня с головой, а боль пыталась пробиться сквозь прочную оболочку, беспомощно накрывшую меня слепой пеленой. Мне выделили небольшую, узкую кровать в кладовке, дверь которой выходила прямо в кухню. Казалось, все нормально, но холодность этого места не внушала мне доверие. Казалось, ничто уже не может внушать доверие.
Я решила ждать. Просто ждать, что будет. Не слишком гениально, не так ли? Слова пособий по выживанию: «Ждите, и помощь придет» ко мне не относились. Уже не относились.
Неужели все действительно так? Не сон, как я надеялась, а жестокая правда. И я уже не проснусь в своей постели с первыми лучами пока еще теплого осеннего солнышка, не приготовлю завтрак, больше не пойду гулять по ночной деревне…
Странно, но за 14 лет моей жизни, - не так уж много, не правда ли? – я так и не узнала названия этой деревни. Меньше знаешь – крепче спишь. Так любил говорить мой папа.
Папа. Где он сейчас? Удостоился чести попасть в Рай или обречен на вечные муки в адском пламени? Вопросы терзали меня изнутри, кое-как заполняя пустоту в моей душе. Я сидела на своей кровати и совсем не хотела вставать. Поджав ноги, я обняла их руками и положила голову на коленки, размышляя, что буду делать дальше. Нет. Что я могу делать дальше. Просто жить? Но как? Что делать? И будет ли моя жизнь такой, как прежде?
А какая была? Счастливая? Может быть, хотя я не совсем в этом уверена. Что было у меня в той жизни, что она так не хочет отпускать меня в новую? Или это я не могу уйти из нее? Никого не осталось, но мне нравится та пустота внутри, будто я ничего не чувствую.
Запоздало я поняла, что лежу, как и прежде обняв ноги руками, словно маленький беззащитный котенок, пытающийся вскарабкаться по лестнице жизни, что бы хотя бы одним глазком посмотреть на вершину (пока автор этого бреда «карабкается» по цепочке питания).
Мне безумно хотелось, что бы кто-нибудь сел рядышком и сказал, что все будет. И неважно, хорошо или плохо. Главное будет хоть что-то.
-Думаешь, мне тебя жалко? – раздался голос где-то рядом с дверью. Вообще было темно, и я не могла разглядеть вошедшего, но голос был мне знаком, - Ничуть, потому, что папа твой был тварью.
-Не смейте так говорить о моем отце, - да я еще и плачу? Да уж, оказалось, что этого мне не избежать. Хорошо хоть не истерика.
-Что хочу, то и буду говорить, - усмехнулся он, - твой папаша лишил меня единственного родственника (с этого момента автор начинает нагло врать).
- Я здесь причем? – не понимала я. Зачем он мне все это говорит? Думает, что я поверю, что папа был убийцей? Нет, ни за что. А вдруг он пытается меня запугать? Не понимаю…
-Я подумал, а не лишить ли мне и его тоже? Единственной дорогой ему дочери? – Хидан вышел на свет единственной лампочки в углу кладовки. Как он туда пробрался?
-Он уже мертв, - жестко сказала я, намекая на то, что получилось совсем наоборот, - и если вы меня убьете, то это уже никого не будет волновать, - это была суровая правда моей жизни, нет, моего существования. Больше нет опоры, которая поддерживала меня на том уровне, на котором я была. Я просто рухнула вниз. Мне все равно, что со мной будет. Уже все равно. Пусть меня убьют, пусть покалечат, или я сама покончу с жизнью, нет, с существованием.
-Хм, может ты и права. Может, ты даже не такая, как твой *:%;*: папочка.
-Попрошу без оскорблений, - и откуда во мне эта чертова смелость? Молчать надо. В тряпочку. А я говорю так, будто ничего не случилось. Да какая я дочь после этого? Никудышная. Как будто мне наплевать на его смерть. Это ведь неуважение к мертвым. Но я ведь попросила без оскорблений. Это считается? Без понятия.
-Здесь я буду говорить так, как захочу. Или тебе что-то не нравится? А, может, я ошибся и ты такая же *:%?*: , как он? Что скажешь, куколка? – ухмыльнулся он, а на его лице застыло насмешливое выражение, - Или ты будешь молча лить слезы?
-Я буду делать то, что захочу, - захлопнись, Юмису! Замолчи. Хватит вспоминать про гордость! Это уже ни к чему не приведет.
-Ты знаешь, милая, я решил рассказать тебе, за что ты так его любишь. Только завтра. Не сегодня, - он снова усмехнулся. Решил заставить меня думать о нем всю ночь? Что ж, ему это удалось. Но, раз уж он пришел, я узнаю то, что мне нужно для новой работы.
-Сколько здесь людей? – тихо спросила я, вся смелость куда-то улетучилась. Почему, когда надо, ее нет? А когда не надо, она тут как тут?
-Сбежать решила? – кажется, его это рассмешило.
-Бежать мне некуда, - напомнила я, - да и я могу завтра приготовить яичницу их 3х яиц на всех. Больше ничего. Как тебе такая перспектива? – смелость, кажется, разрывается между нами с Хиданом.
-Десять, - сообщил он. Серьезно? Хорошо, хоть не 40. А я одна. Во сколько ж мне надо встать? Ужас…
-Во сколько вы встаете? – задала я следующий вопрос.
-В семь начинается завтрак, Лидер встает в шесть тридцать, пьет кофе и смотрит, кто на какие миссии идет. В шесть сорок пять приходит Конан. Раньше она готовила завтрак, но потом Лидер перестал подпускать ее к плите. Конан ест отдельно, потому что в семь тут такое столпотворение. Завтра увидишь, - звучит многообещающе. Я кивнула, - увидимся завтра, детка, - он подмигнул мне и направился к двери, но споткнулся о какую-то коробку и громко выругался. От этого мне захотелось одновременно, и плакать, и смеяться. Когда он ушел, я села в привычное положение и задумалась над его словами. Ему, наверное, правда плохо, а я с ним так…
А как он со мной? Ну, все, теперь у меня есть сковородка…
О чем я думаю? А, не так уж это и важно…
Я легла, надеясь заснуть, предвкушая свой первый день в «радужной» и «добродушной» компании преступников.
Игра богов
Этот мир представляет из себя классический мир средневекового фэнтези, населённого множеством рас и государств. И у так…
Варианты ответов: