Нужно было возвращаться на работу, но она не могла. Да и какой был бы в этом смысл, если она едва могла думать, едва могла передвигать ноги, едва могла делать что-то осмысленное. Ей казалось, что все внутри нее заледенело.
Но и в этом доме она не могла находиться одна. Стеф поняла это, как только переступила порог. За последние несколько счастливых недель она уже начала считать его своим домом; сейчас же он казался ей чужим и враждебным.
И пока она стояла среди его отполированной деревянной роскоши, в ее сознании возник образ настоящего дома, а не созданного слепой иллюзией.
Единственного дома, в котором она смогла бы сейчас дышать…
Когда вечером, около восьми часов, раздался звонок в дверь, Стеф, хоть и ждала его, все-таки с трудом заставила себя подняться с кресла, в котором сидела, бездумно уставившись на мерцающий экран телевизора.
Ощущая болезненную сухость во рту, спокойная, но очень бледная, Стеф заставила себя выйти из гостиной и прошла через холл к двери. Она увидела высокую темную фигуру. Ощутила его раздражение, которое буквально проникло через преграду, когда он в очередной раз нетерпеливо нажал на кнопку звонка. Девушка зачем-то провела дрожащими пальцами по бокам своих джинсов.
Она не надевала их с тех пор, как покинула этот дом – дом ее дяди и тети – около двух месяцев назад. Не надевала и вязаного свитерка, который был на ней сейчас. Эти вещи принадлежали к тем, что она оставила здесь, да так и не забрала.
Другая ее одежда осталась висеть в шкафу в доме Билла. Она не взяла оттуда ничего. Ей просто невыносима была сама мысль о том, чтобы войти в их спальню и взять свои вещи.
Она только зашла в кабинет Билла и написала ему записку, которую вложила в конверт вместе с обручальным кольцом. Не с тем, что Билла надел на ее палец в момент бракосочетания – Стеф считала, что как жена Билла она обязана носить его, – а с другим… Ключи и конверт она оставила на столике в холле, чтобы Билл увидел их сразу, как войдет в дом.
Записка получилась очень короткой. Стеф хотела сохранить хоть какие-то остатки гордости и самоуважения, поэтому не могла написать, что уходит лишь из-за того, что обнаружила предательство Билла.
«Я больше не могу жить в этой лжи» – вот все, что было там написано.
И вот он пришел сюда, как она и ожидала, чтобы обрушить на нее свои «почему», на которые Стеф, решившая утаить правду, не знала, что ответить.
«Ты дура,– говорила она сама себе, пока ее трясущиеся пальцы пытались справиться с замком и медленно распахивали дверь. – Тупая, доверчивая дура».
Потом ее сердце дрогнуло, что случалось с ней всякий раз, стоило ей взглянуть на этого человека.
Билл стоял перед ней в той же самой одежде, в которой она видела его с Мэдлин. Его лицо казалось мрачной маской. Карие глаза ничего не выражали, пока он какое-то мгновение смотрел ей в лицо, словно пытаясь найти в нем признаки того, что все случившееся – лишь неудачная шутка.
– Можно мне войти? – тихо спросил он.
Стеф опустила ресницы, боясь, что глаза выдадут ее, и отступила на шаг назад, молча разрешая ему войти.
Он двинулся в направлении гостиной, а она осталась на месте, дрожащая от волнения, пытаясь выкроить несколько секунд, чтобы обрести прежнее «спокойствие» и найти в себе силы приблизиться к нему.
Академия наёмных убийц
В этом мире, тайные войны и заговоры приобрели особо важное значение. У каждого влиятельного человека есть свои связи с…
Варианты ответов: