...

Над Лойтше стыл очередной летний вечер. Пары раскаленного камня медленно взмывали вверх, к звездам, заставляя прохожих нервно морщится, выходя из дома. В городе было невыносимо душно, но вместе с тем – совсем не жарко. В галереях, переходах и подъездах низеньких домов было нечем дышать. Редкие прохожие пытались набрать в грудь как можно больше воздуха, чтобы в темноте, подобной уже космическому пространству, не дышать…
Билл вышел на балкон и поднял голову до боли в шее, стараясь вобрать в свой взгляд как можно больше темного, неприветливого неба. Уже на уровне второго этажа остро чувствовался этот гадкий, случайный смог. Биллу показалось, что он задыхается. Слепнет от бестолкового тумана с пятнами крыш и больше не может вдохнуть на капли. Что с горлом, ведь операция уже позади?.. Пальцы истерично пытались подтвердить реальность ситуации, царапая перила и стирая кожу.
Зря он вернулся сюда, в свое детство, в свою настоящую жизнь, где он никакая не звезда, а просто парень. Первый, последний ли на деревне – не так важно. Захотелось вспомнить, как бывает без автобусов, самолетов, криков, фото, продажной любви фанаток… Захотелось расставить свои точки там, где так долго уже не получалось.
Это началось полгода назад. Медленно, мучительно, со всей уверенностью в том, что происходящее неотвратимо. Билл перестал, в один миг, видеть в брате… брата. Сначала он стал по умолчанию другом, потом близким другом… эту цепь Каулитц не решался продолжать даже в мыслях, будто это его окончательно сломает. Он приписывал это усталости, случайности, алкоголю, развратам шоу-бизнеса. Но везде, куда бы он не пошел, это чувствовалось снова и снова, вплоть до жжения внутри и непрерывного возбуждения. Эта запрещенная любовь входила ему в плоть, в кровь, в кости. Не рана, а вирус…
Сквозь низкие клочки облаков мелькнули созвездия, но ветра не было. В самый неподходящий момент тяжелый воздух застыл, словно картон. Легкие отказывались работать. С резким, натяжным хрипом, Билл ввалился обратно в комнату. В лицо пахнуло штукатуркой и прохладой. Кондиционеры спасут мир…
-Билли, что… - Том начал привставать с места, откладывая в сторону гитару.
Опасаясь каких то своих, внутренних порывов, Билл молча помотал головой и не разгибаясь, побрел в ванную.
Он и так уже натворил много необратимостей.
Привычная тишина в ванной. Он мог уже дышать свободно, как будто бы и не было ничего. Маленькая ванная, отделанная прохладным зеленоватым камнем, была единственным местом в доме, где он мог думать бесконечно. И не потому, что он так уж следил за собой. Вся его косметика, все эти бесконечные шмотки, как будто принадлежали не ему, а бесконечным камерам и фотографиям. Он ощущал себя не более чем актером, который после спектакля вынужден был снять красивое платье и сдать его обратно. В театральную костюмерную. Он любил свое тело, но поддерживал его таким, какое оно есть только для Тома. Даже если он себе в этом и не признавался. Отчасти – это была пародия на тех глупых, похотливых девиц, которые так нравились Тому. Отвратительно, как только могут нравиться эти лошади и совсем не устраивать родной брат…
Билл отчаянно замотал головой, так, что перед глазами запрыгали разноцветные пятна.
Проклятая, запрещенная, невозможная любовь.
Зачем он ушел из комнаты? Вовсе не из-за гордости, не из-за страха, а просто чтобы когда нибудь остаться и наконец стать слабым и нежным.
Он ненавидел слово «когда-нибудь». Оно определяло все то, что принадлежало к его истинной жизни.
Подумав, он вернулся в комнату и растянулся на кровати, выгибая уставшую спину.
-Что это все-таки было, братец? – поинтересовался Том.
Гитару он уже не откладывал. Он, методом многочисленных опытов, усвоил, что как только он собирается подойти к брату, тот испуганно вздрагивает и ищет поводы отходить. Отходить бесконечно. Эти непонятки его порядком раздражали. Томас любил прямоту в разговоре и все, что ему хотелось сказать, говорил сразу и без ломаний. Свои собственные тайны он в таких случаях либо не вспоминал, либо нарочно игнорировал.
-Мне показалось, очередная фотосессия фанаток… - ответил Билл.
В его голосе ясной струной звенела фальшь. Все было совсем не так. Лойтше вообще никогда не было местом массового сбора фанаток, особенно теперь.
И все же он только понимающе хмыкнул.

Мир гаремника
В этом мире любовь играет важную роль в жизни человека. Чем больше людей тебя любит, тем сильнее твоя магия, и к тому же…

Варианты ответов: