Но ничего не вечно. Тем более – дождь. Тем более – такой медленный дождь. От асфальта пахло приятным земноводным запахом, который всегда остаётся после дождя. Он манил к себе, притягивал… Дюта решила прогуляться по старым заброшенным улочкам, от которых девчёнку отделяла всего одна улица. Лужи после дождя были не большие, зато рассеянные по разным местам. Пришлось попрыгать, прежде чем добраться до любимого, старого, полу-обгорелого домика.
Его Дюта с Инкой, 13-летней подругой из соседнего двора, нашли несколько лет назад. Вот как это было:
День. Хотя нет, почти уже вечер. Девочки возвращаются домой. Сегодня они смотрели кино, хотя не очень были им довольны. После разноцветных красок, после такого звука улица казалась скучной и выцветшей. Инка завернула в какой-то угол. Потом этих углов стало всё больше и больше. Казалось, что улица издевается над девочками. Но наконец-то они дошли до каких-то домов. Старые, разрушенные, но в целом сохранившиеся, они стояли величественно, плюя на всякие декоративные штучки, современные обои, лучшие плинтуса и всякое остальное. Они были наполнены жизнью больше, чем та же новая десятиэтажка.
Но тут Дюта слышит какой-то дикий вопль. Кажется, зверь. Но девушка осознаёт, что это был человеческий, хотя и ни с чем не сравнимый, вопль. Дюта быстр нырнула за более-менее сохранившийся дом. А Инка не успевает. Вот выходит человек… Это девушка средних лет. Волосы чёрные, как уголь. Глаза узковатые, тоже темны, но в них виднеется светлый отблеск. Кожа бледноватая. Виднеются синеватые прожилки. Руки тонкие, но властные. На них браслеты. Дамочка была одета в ярко-красное платье, подчёркивая её осанку. Брови у девушки сомкнулись. Произошло что-то не понятное. Она подошла к Инне, посмотрев убийственным взглядом. Инка начла было отступать, но тут из-за девушки выходит какой-то… Не человек. Склизкий, мокрый, но самое лучшее определение – пластилиновый. Да, именно пластилиновый.
- Уаэ, ыа! – промолвила девушка. Похоже, немая. Выговаривала она слова рывками, желая сначала подумать: а стоит ли?
- Она говорит, что бы ты подошла. У хозяйки особые предпочтения, знаешь ли. Если не подойдёшь – ничего такого в принципе не будет. Только произойдёт цунами. Может, всё затопит или наоборот, охватит огнём. Не знаю. Но клянусь суккубом Хныком, конкурентом проклятым! - взвизгнул пластилиновый человек. Дюта мельком подумала, что отныне окрестит его гадиком.
Но Инка почему то подошла. У неё в глазах был одновременно интерес и страх. Но интерес пока побеждал страх, да ещё страх проигрывал с большим счётом.
- Ч-что в-вам от меня нужно? – тихо проговорила Инка. В глаза не было того знакомого блеска. Не было той спокойной гордости, что была всегда и везде. Лучшая подруга как будто вжалась в комок.
- Прашу воспитывали в Тартаре много лет. Теперь она хочет воспитать кого-то так же, как воспитывали её. Сказать “нет” ты уже не можешь. Праша выбрала тебя, - да, вот так вот тупо и нелепо. Только после этих тупых и нелепых слов, Инки и “Праши” не было. Осталась только пластилиновая рожа, вынюхивающая что-то. Вынюхивала она в прямом смысле. Носом втягивала, ртом выдыхала. Оставался какой-то хлорочный запах и противный, сравнимый только с чувством, аромат. Аромат был такого, пошловатого оттенка, грязного, такого же, как и сам гадик, липкого.
Момента, когда пластилиновый гадик начал подползать, Дют не зметила. Ощутил только, что что-то липкое, гадкое… ощущение. Презрение. Раздржение. Унижение.
- Э, девочка. А может эйдосик отдашь, а? Ото конкуренты проклятые, запиают ещё, скажут, бедный Тухломоша норму провалил! А я ведь не провалил, просто себе на заначку взял, - при этом он так отвратительно шлёпает губами и подползает. Именно подползает, потому что по другому никто эйдос не отдаёт. Только те, к кому такие липкие гадики, комиссионеры навевают что-то. А если просто так – то курс по обучению проходите сами, гражданчики комиссионеры.
- Так как, отдашь? Или лучше скажи: что б ты им подавился! И я ведь им подавлюсь, честно слово! А может, завещаешь, а? – Тухломоша, наш прославленный комиссионер мрака, как всегда был умолим и пинаем. Но только в одном случае6 когда ему эйдос завещали.
А Дюта, хотела было уже сказать ”да”, это “да” уже слетало с языка, но в последний момент девчушка услышала крики. Они были полны боли, страданий, изумления. Но что-то не вписывалось в эту тему. Изумление. Боль, страдания казались понятны Дюте, но вот изумление…
- Кто-то дарх разбил. Надо поспособствовать, эйдосики пособирать, - решил комиссионер. Шлёпающей походкой он направился к стене, находившейся рядом с полу-обгорелым домом. Как-то странно взглянув на Дюту, он прошептал: “ну ничего. Потом как-нибудь найдём тебя, дитятко, хо-хо” и, повернувшись к стенке, шагнул в неё.
Всё это время Дюта находилась в состоянии лёгкого шока. Далее всё происходило как в тумане. Какая-то старушка с рюкзачком и сельскохозяйственным орудием, просящая звать себя просто Аидушка, проводила девчушку до дома. Произнесла: “ёш-шо раз в жизни да встретимся”, и пошла дальше, иногда замирая на секунду-две, иногда всё больше спеша.
Мир гаремника
В этом мире любовь играет важную роль в жизни человека. Чем больше людей тебя любит, тем сильнее твоя магия, и к тому же…
Варианты ответов: