– Когда ты сделала ее? – спросил акацук, подойдя и протянув руку к спине девушки, но не коснувшись.
– Прошлой ночью.
– А в моей комнате ты была этой ночью?
– Нет, но я проснулась сидя в коридоре с твоим амулетом в руке. Думаю, я снова начинаю ходить во сне.
– Да ты меня, бл*ть, кинжалом порнула, – нахмурившись, прорычал Хидан, глядя на девушку. Она улыбнулась:
– И не один раз. – Она рассмеялась и резко замолчала, взяв с кровати свою кофту. – Я бы не сделала этого специально. И ты знаешь это.
– Ты ненавидела меня только из-за того, что я с детства верил в Дзясина? – вернулся к своим вопросам парень, наступая. Хоро расправила кофту и подняла глаза на парня. Отекшие веки, мешки под глазами, синяки очень оттеняли ее бледную кожу и голубые глаза, делая их еще светлее, почти мертвыми, и монах остановился. Почти мертвые глаза, почти мертвая Хоро… Ее тело едва ли покрыто кожей, и какую же боль Цузана выносит, нося одежду на почти бескожных участках, на ногах и руках! Но она ходит в закрытой одежде, закрывающей эти самые проблемные участки… Ее шрамы на лице – розоватые, уже давно зажившие разрезы. Когда Цузана говорит, улыбается, кажется, будто ее улыбка становится шире и даже кровожаднее, как у акулы. Как у красивой акулы, которую не смогли испортить даже кошмарные шрамы.
А что стало с нервной системой девушки? Хоро живет в страхе. Хидану чужды ее мысли, ее ощущения, ее восприятие происходящего, но, несмотря на свое помешательство, она старается контролировать себя. И все равно она уже не та, что была раньше – спокойная, милая, добрая, культурная, вечно отчитывающая язычника за его поведение, и прекрасная в постели… Как ему не хватало этого, как ему не хватало ее долгими ночами, когда он боролся со сном, чтобы очередной раз не оказаться перед кровавым фонтаном… Ему уже было все равно – пускай всю его бессмертную жизнь его будут терзать сомнения и любопытство, но верните ему Хоро, верните ее прежнюю – красивую, нежную, сильную, нормальную.
– Наверное, – ответила Цузана. – Не знаю. Это прошло.
– Это что-то значит, – опустив глаза в пол, проговорил монах. – Ты говорила, что ты бесплодна, что это из-за Дзясина. Как это понимать?
– Ты ревнуешь? – улыбнулась она.
– Отвечай!
Девушка, помедлив, продолжила:
– Незадолго до того, как я встретила тебя и вступила в акацуки, я принесла в жертву Дзясину свое плодородие. Любая женщина, обращающаяся в поклонение ему, обязана сделать это.
– И какого это – потерять шанс стать матерью? – помолчав минуту, нахмурился акацук. Беспечность Хоро его выводила.
– Я ненавижу детей, – пожала плечами она, улыбнувшись. – Только не говори, что ты хотел бы, чтобы я родила от тебя.
– Заткнись, – кинул парень и, еще полминуты посмотрев на брюнетку, развернулся и вышел из ее комнаты, хлопнув дверью.
«Не хочу я от нее детей, – подумал он, направляясь в свою комнату. – Я ненавижу их, но… Как она может так просто говорить о том, что ей недоступно? Она должна как минимум чувствовать ущербность, а она еще и насмехается!»
Акацук толкнул дверь ногой, дошел до кровати, а затем развернулся и сел в кресло, стоящее у противоположной стены. Посидев минуту не шевелясь, но с силой пнул стену, отчего кресло немного отъехало.
Красивая, добрая, разумная, мягкая и горячая стала холодной, бесчувственной, ядовитой, жалкой и искусственной. Ее нежная оболочка сошла кожей, оставив только сосуд, в котором скрывались самые тяжкие, сложные и болезненные ощущения, весь человеческий яд, кислота, сжигающая все самые приятные мысли и идеи. Эту треснувшую вазу хотелось разбить, раскрошить каждый осколок и пустить по ветру, пожертвовать таким же нежным людям, какой была Хоро, чтобы ее существование не осталось бесполезным явлением, чтобы оно принесло пользу.
Цузана так и стояла посреди комнаты, колеблясь между тем, чтобы присесть или прилечь. Оба действия доставляли едва ли терпимую боль, но не такую сильную, как отношение Хидана к свихнувшейся. Она не понимала, что делает не так, заставляя парня злиться, кричать, грубить и ненавидеть.
«Больше он меня не любит», – подумала брюнетка и прижала руки к лицу, закрывая глаза от режущего света. Слезы катились по ее щекам, подбородку, капали на пол и кофту, впитывались в ткань и просачивались в щелочки и трещины камня. – Я пыталась сделать все, чтобы быть для него чем-то особенным, а получилось так, что он теперь хочет убить меня. Почему я не контролирую себя, когда говорю с ним? Почему я не замечаю, как издеваюсь над ним? Нужно все это прекратить и рассказать ему все, что я знаю».
Через кольцо на среднем пальце правой руки девушка почувствовала холодок и негромкий голос Лидера, вызывающего ее к себе.
Академия наёмных убийц
В этом мире, тайные войны и заговоры приобрели особо важное значение. У каждого влиятельного человека есть свои связи с…
Варианты ответов: