Глава 12.
Гермиона никогда раньше не думала, что часы, проведенные без Драко, для неё окажутся пустыми и бессмысленными. Но теперь это стало её реальностью. С ним она говорила – постоянно, и почти обо всем. Они обсуждали тему предопределения, во время которой сама Гермиона разошлась так, что лопнула подушка, и они оба оказались под лавиной перьев (зато ссора, грозившая перерасти в колоссальный конфликт, не состоялась). Беседовали о политике, о Кингсли, ставшим министром, о бизнесе Драко, о будущем. Но никогда о прошлом. Гермиона буквально кожей чувствовала, что этого делать не стоит.
Кстати, о бизнесе. Сейчас Драко бывал с ней не так уж и часто – он постоянно отлучался по делам, на прощание сжимая руку Гермионы так, что у неё перехватывало дыхание от того, что он уходит. А после хлопка трансгрессии наступала тишина, и мысли Гермионы возвращались к Гарри и Рону, которые вряд ли бы одобрили то, что она полюбила – полюбила, это уже невозможно отрицать, – врага.
Хотя Драко никогда не был врагом. Он был соперником: в квиддиче, на уроках, в коридорах, где происходили стычки, но никогда - врагом. Врагом Гарри всегда был Волан-де-Морт.
«Это сейчас ты так думаешь, - закралась в голову ехидная мысль. – Потому что, кроме него, ты никому не нужна. И тебе надо его «обелить» для собственного спокойствия. Чтобы было лучше заблуждаться. Просто помни, что Драко делает это не ради тебя. Не из пламенной любви к тебе. Его заставили. Принудили клятвой. Когда она исчезнет – он и не вспомнит о тебе. А ты будешь сидеть и ностальгически вспоминать задушевные разговоры и ту розу, что он увидел в твоих глазах…»
Гермиона закусила губу.
«Представь себе реакцию Рона. Он приезжает с улыбкой во весь рот, чтобы поскорее встретить свою девушку, а она тем временем льет слезы по бросившему её Малфою. Рон и так вряд ли сумел перешагнуть через стойкую неприязнь к Драко. А теперь ты хочешь, чтобы она многократно усилилась, и в этом была виновата ты? А Гарри? Ты представляешь, что он подумает?»
Думать о реакции Гарри не хотелось, тем более что именно он решил распоряжаться жизнями. Сейчас он казался Дамблдором – хотя бы потому, что он заставлял пешек ходить так, как он хочет.
Гермиона села на кровати и принялась расплетать косу. Мама настаивала на стрижке, но Гермиона была против, и потому пока все оставалась по-прежнему.
Она медленно распутывала хитрое сплетение, которое с вечера сделала мать. Утром она даже не заходила в спальню дочери – ровно в восемь утра на пороге появлялась заботливая, хотя и с первого взгляда недружелюбная Дайана Инфиделитас, и выполняла все то, что входило в её обязанности. Вечером она уходила, чтобы через пять минут вновь появиться в спальне, но уже в обличии Драко. Мать заходила каждый раз, ровно в восемь тридцать (куда в это время прятался Драко, Гермиона не знала), приносила ужин, вела к умывальнику, заплетала косу и укладывала спать. А после Драко сидел на кровати или же даже лежал рядом (в первый раз Гермиона была готова поколотить его за самоуправство) и, держа её ладонь в своей, рассказывал что-нибудь мерным, усыпляющим голосом.
И это было теперь её реальностью – просто лежать рядом, слушать его рассказы, в окружающей темноте ощущать тепло его тела и… жалеть о том, что она не видит его бледного лица. Может только ощущать, впитывать его через те ласкающие движения, которые он дарил Гермионе, держа её за руку. И сокрушаться о том, что это всё – всё, что происходит, – понарошку, потому что так не может быть.
* * *
Драко сидел в какой-то магловской забегаловке и терпеливо ждал, пока официант принесет ему заказ. Когда же еду ему соблаговолили принести, он немедленно взял в руки столовые приборы и, не обращая внимания на остальных, принялся с аппетитом поглощать ростбиф.
Именно так в последнее время он и питался – перекусывал гамбургерами, изредка посещал ресторанчики, потому что времени было, как говорится, «в обрез».
Он занимался тем, что начинал устраивать свой бизнес. Договаривался с мастерами волшебных палочек, заключал с ними контракты, искал помещение в Косом переулке, сталкиваясь с множеством бюрократических проволочек, в которых совершенно не разбирался. Отец самоустранился, сказав в один из визитов Драко в Малфой-мэнор, что «это твой бизнес, тебе и решать все возникающие проблемы».
Тогда Драко вспылил так, как никогда в жизни. Он редко позволял себе такие вспышки, но тут копившуюся месяцами злобу на отца просто не сумел сдержать.
Ух, и много он тогда ему наговорил! Губы Драко расползлись в довольной усмешке, стоило ему вспомнить самого себя, стоящего посреди отцовского кабинета, и скрючившегося в углу Люциуса. Мало того, что расколотил дорогущую декоративную пепельницу и фарфоровую статуэтку Морганы (юноша не сомневался, что, когда его бизнес принесет первые деньги, отец тут же предъявит ему счет за испорченное имущество), так ещё и как следует прокричался, упомянув и недальновидность Люциуса, и запятнанную репутацию семьи, и прошлое отца, которого он, Драко, стыдится… С того времени – больше недели назад – он не посещал семейный особняк и был уверен, что отец вряд ли вообще в ближайшее время захочет его видеть.
Вообще, сложившая ситуация была очень необычной и достаточно тяжелой для Драко. Однажды, когда Гермиона заснула и её открытые невидящие глаза не сбивали его с мысли (каждый раз, когда она взирала на него, - точнее, в его сторону, - Драко чувствовал себя очень некомфортно), он проанализировал всё, что случилось с ним за все эти дни. И понял – он оказался не готов. Не готов принять всю свалившуюся ответственность на свои плечи. Потому что он никогда не нес ни за кого ответственности. Это было в новинку и… очень болезненно.
Во-первых, главным грузом была Грейнджер. Перекладывать на него ответственность за её судьбу Поттер не имел никакого права. Хотя бы потому, что это его подруга. А во-вторых, что несколько отягощало и без того сложную ситуацию – он сам проникся к Гермионе какими-то чувствами. Что это было, он точно объяснить не мог – только чувствовал, и это злило. Но каждый раз, возвращаясь усталым, злым и почти всегда с пустым кошельком (что убивало его почти также, как и два предыдущих фактора), он видел её улыбку и сам, помимо воли, улыбался.
Разложив всё, что можно было осознать, по полочкам в душе , он понял: в такие минуты им владела жалость – смотреть на пустые, похожие на окна нежилого дома глаза было выше его сил, – и страх. Страх за неё, такую хрупкую, беззащитную, с холодными пальцами и бледной от недостатка солнечного света и свежего воздуха кожей.
А однажды, в какой-то момент, помимо этих чувств, появилась нежность. Стоило просто взять её за руку, провести пальцем по узким затянувшимся светло-розовой кожей полоскам на запястье, только взглянуть на её осунувшееся, со следом от края подушки лицо, – и странная волна поднималась в его душе. Волна привязанности и какой-то тоскливой нежности.
Драко был уверен, что такую странную восприимчивость он унаследовал от матери. Она была разной и всегда – непонятной. То она бросалась к нему с объятиями, то, с холодным прищуром глядя на сына, великодушно позволяла поцеловать себя в щеку. Но выражение её глаз, голубых и всегда холодных, почти никогда не изменялось. И маленького Драко это неимоверно раздражало и обижало – как мама может быть такой спокойной, когда он так замечательно пересказал историю рода Малфоев с пятнадцатого по семнадцатый век, ни разу не сбившись?
Лишь потом Драко понял – так нужно. Нужно быть холодным и равнодушным, чтобы не давать никому повода над тобой посмеяться, дерзким и наглым, чтобы другие поняли, что ты среди них главный, предприимчивым и лукавым, чтобы суметь выбрать местечко поуютнее.
Именно этого, последнего, качества у Драко никогда не было.
Он тряхнул головой, отбрасывая ненужные мысли. Что за ерунда сегодня лезет в голову?
Началось всё с утренней мысли жениться на Грейнджер. Драко даже припомнил довод, который подсунул ему внутренний голос: «Фамилия героини войны, однако, будет неплохо смотреться на визитных карточках салонов подбора палочек». После был пятиминутный озноб и торопливая трансгрессия в заброшенную деревушку на окраине Шеффилда, где жил ученик Олливандера – Драко проспал и теперь опаздывал на встречу. Мужчина средних лет, одутловатый, с блестящей лысинкой и нервными движениями, вовсе не казался мастером, способным изготовить главный атрибут магии для волшебника. Однако как он преобразился, когда Драко протянул ему свою палочку! В глазах запылал огонь, и колдун, так часто качая головой, что, казалось, она скоро отвалится, заявил, что эта палочка (которая раньше принадлежала деду Драко, и пользовался он ей только потому, что его собственная осталась на руках Поттера) ему совсем не подходит. И тогда Драко уверился – да, так сыграть невозможно, это действительно мастер волшебных палочек.
Потом состоялся тяжелый разговор с женушкой мистера Эскью, пренеприятнейшей особой, которая выпытывала все условия контракта супруга, начиная от заработной платы и заканчивая привилегиями в обществе, которые они получат. А под конец беседы, когда Драко уже вышел в прихожую, миссис Эскью, злорадно улыбаясь, обронила:
- Мистер Малфой, я бы хотела, чтобы в контракте стояло имя другого человека в качестве работодателя. Я не хочу, чтобы друзья нашей семьи говорили, что мы работаем на Пожирателей смерти.
Это был удар под дых. Колоссальный, резкий, неожиданно больной.
- Миссис Эскью, давайте обсудим все открыто, - Драко развернулся и уставился на женщину так, что она с испугу даже попятилась назад. – Я сделал несколько уступок по содержимому контракта. Но репутация, - Драко скривился, всей душой ненавидя это старомодное слово, так много значащее в современном обществе, - вашей семьи совершенно точно не входит в перечень предоставляемых мною гарантий. И уже вы сами должны сделать выбор, что важнее для вашей семьи: известность и деньги или же та мнимая репутация.
Оскал миссис Эскью был отвратителен.
- Что ж, мистер Малфой, вы ясно обозначили свои приоритеты… Мы должны подумать.
- Подумайте, - обронил Драко. – В случае согласия, жду от вас не позднее третьего дня письма. После я приду – уже с контрактом. До свидания, миссис Эскью. Передайте вашему супругу мои извинения, что не захожу с ним попрощаться.
Миссис Эскью наклонила голову, шишка из блекло-рыжих волос колыхнулась, и женщина почти вытолкала Драко за дверь.
- Очаровательная женщина, - злобно проговорил Драко, чуть не навернувшись с крыльца.
Что же может быть удивительного в том, что настолько паршиво начавшийся день продолжается в том же самом ключе?
Драко помотал головой и печально облизал вилку. Ростбифа уже не осталось, и, хотя он насытился в полной мере, отпускать светлый образ еды не хотелось.
Малфой оторвался от тарелки и мимолетно бросил взгляд над головами остальных посетителей на электронное табло, где время так некстати сменила дата. И Драко с зарождающимся препротивнейшим чувством в груди понял, что сегодня у неё день рождения.
Подсознательно он давно ждал этой даты. Но всё же оказался не готов к тому, что она наступит так скоро.
Он посидел еще немного и, оглянувшись в поисках официанта, готового убрать со стола, увидел шатенку, которая, тяжело ступая, несла свой разнос куда-то в сторону. Драко, нахмурившись, проделал те же самые манипуляции (самообслуживание ему отнюдь не пришлось по душе) и, под хмурым взглядом явно не выспавшегося охранника, вышел из душного помещения, наполненного будоражащими обоняние и желудок запахами жареных продуктов.
Сейчас ему предстояло сделать одно дело. Не слишком приятное, не слишком верное. В какой-то степени безрассудное. И очень компрометирующее его как в чужих, так и в собственных глазах.
Драко зашел в первый же попавшийся ему на глаза павильончик. Юная продавщица с тяжелой челюстью и копной черных волос, немного похожая на тетю Беллу вышеупомянутыми чертами лица («Точно, у меня уже паранойя»), весело щебетала о том, что они могут предложить любой букет, угодив даже самому изощренному вкусу. Он невпопад кивал и бросал взгляды за окно.
- Какие цветы вы хотите приобрести?
- Нарциссы. Желтые нарциссы*. В броской бумаге.
- Хорошо, - девушка как бы невзначай опустила обратно в вазу букет алых роз и отправилась в подсобку.
После цветочного магазина Драко отправился в ювелирный. Купив изумивший его самого браслет из желтого золота с бриллиантами, с которым продавец расставался безумно малое количество времени («Судя по всему, он давно лежал в этой лавке»), Драко трижды проверил специальным заклинанием драгоценность камней и, выйдя из ювелирного, свернул в переулок и трансгрессировал.
Он оказался в Косом переулке, прямо посреди оживленной толпы. И зашагал – вперед, к зданию совиной почты, ещё не зная, стоит ли делать то, что он задумал.
А потом – резкое столкновение, женский вскрик. И его надменное: «Извините».
И на него смотрят её серые глаза.
Он берёт её под локоть и ведёт в маленький дорогой ресторан. Там пусто и прохладно и играет тихая умиротворяющая музыка.
Драко провел её к столику и туда тотчас же подскочил сияющий насквозь фальшивой улыбкой официант.
- А ведь мы так и не поздоровались, Астория.
Универ Экстрасенсов
В этом мире существуют духи и потусторонние силы, каждые из которых тревожат умы обычных людей. Они пугают, запутывают…
Варианты ответов: