Эльке Дункле
«Ракета» ноет по поводу тур – автобуса, хотя можно подумать наше скопище запихают в один - мы его разнесем, если окажемся все вместе. Сестрички Бергман толкались, когда мы шли по коридору, поэтому теперь на моей голени красуется огромный лилово – красный синяк. Ребята хотели ехать в лифте, но Ильзе, хотя от нее многого можно ожидать, начала вопить песню «I can't get no satisfaction». Парни замерли в шоке, а Зауэр, заметив, что на нее обратили внимание, вошла во вкус и стала изображать Кита Ричардса. Это было похоже на истерику Фрау Баумхауэр, которую мы часто доводили, когда были подростками. Урсула Баумахер была белокурой, маленькой женщиной тридцати пяти лет, в очках, волосы ее были собраны в высокую прическу на затылке, а коричневые лакированные туфли и замшевый костюм вычищены до безумия. Она преподавала историю в младших классах и страдала (хотя больше страдали от нее самой) истерическим синдромом – в нем сочлись все симптомы разных заболеваний, которые по своему происхождению являлись следствием повышенной внушаемости и самовнушаимости Баумхауэр, а также черт ее личности, вроде эгоцентризма, демонстративности, повышенной игры воображения, психической незрелости. Истерическая психопатка, одним словом. У ее дома росли высокие кусты лавра, приминаясь к самой земле так, что под ними тебя не было видно; там мы часто прятались, закидывая окна щебенкой с дороги. Баумхауэр с жуткими воплями выбегала на выложенную маленькими кирпичиками дорожку перед домом, и, топая ногами, посылала в наш адрес кучу грязных ругательств, и вместе с тем она работала с детьми и преподавала в школах (скорее всего, она просто великолепный специалист, потому, что ее ценят). Но я думала о другом. Герстле взяла меня за рукав куртки и стянула вниз по лестнице, чтобы не видеть глупостей Ильзе; я не стала противиться и начала спускаться. Мы прошли два этажа, когда Анке задумчиво хохотнула, впрочем, она часто так делает, потому что улыбается своим мыслям; я, продолжая спускаться, повернула голову в ее сторону, вопросительно смотря.
-Кажется – Сказала моя белокурая подруга, глубоко вздыхая – Наша примерная девочка влюбилась.
-С чего ты взяла, Герстле, что это любовь? – Меня раздражало, когда кто-то говорил это «замытое слово» просто так. «Ракете», скорее всего, просто понравился тот парень, что уж говорить о «любви». – Ты не узнаешь этого, никогда. Они могут клясться этим чувством, говорить друг другу нежности, целоваться и мечтать, но это не будет «любовью».
-Прекрати, «Перец». Ведь ты тоже ничего не знаешь, но вдруг. Понимаешь о чем я? – Ее зеленые глаза умоляюще смотрели на меня из-под смешных белых ресничек. Губы, в красной помаде, застыли со словами, готовые в секунду что-то сказать. Анке – моя любимая девочка из 90-х, ты всегда была ранимой мечтательницей, «девочкой со своих небес», но вернись, я не могу говорить так же как ты. Я подожгла сигарету, в которой был вовсе не табак, завязала шнурок ботинка, щурясь от дыма, который проедал глаза, и наконец-то вышла на улицу. Ребята уже ждали нас у главного входа. Странный Крис Линке быстро-быстро махал маленьким пакетиком из-под леденцов «Шугар Дэди» перед своими глазами, вялый Тимо Зонненшайн зевал, смотря в небо, Фрэнки о чем-то весело болтал с Бриттой, сестрички, запрокинув головы и раскрыв рты, ловили снежинки на языки, «сумасшедшая» Леман пела какую-то песню вместе со своим плеером, Зауэр отбивала головой баночку из-под колы, остальные парни, имена которых я пока что не знала, разговаривали между собой, Лесс напряженно топал ногой (дерганый он какой-то, Баумхауэр мне напоминает), а Вайс чатился со своей подружкой, с которой они вместе уже около пяти лет. Мы с Герстле вывалились из здания, и, Анке, оттолкнув меня в сторону, упала на колени и театрально, подняв руки к небу, запричитала: «Земля, земля! Твердая земля!». Все дружно похохотали над этим «произведением искусства» и пошли к автобусу, который был мало того один, но еще и маленький, вроде газели. Мест, как всегда, хватило ровно, чтобы я не влезла, поэтому мне радушно предложили идти пешком, но Тимо, который совсем проснулся, предложил сесть между его коленей. Мы люди не гордые, поэтому я села. Парень был теплый и вовсе не пытался кидаться пошлыми шутками, он только периодически «незаметно» нюхал мои волосы и вздыхал. Рядом на сидении сидел брюнет с волосами по плечи, лучезарными глазами и тонкими губами. Мой покойный отец, земля ему пухом, однажды мне сказал, что тонкие губы – признак черствости. Мне не стоит говорить так обо всех людях с тонкими губами, но и думать иначе я не буду. Этого парня зовут Давид Бонк, он любит фортепианную игру, джаз и смотреть ТВ-шоу. Милый парень. Он сказал, что хотел бы ехать в одном автобусе со всеми нами, но это будет очень сложно, поэтому ему немного грустно. Мы ехали недолго, через минут пятнадцать оказались перед мастерской Крейга, одного хорошего парня, в которой работает много ребят, смыслящих в механике. Отсюда мы поедем уже на автобусах, так что их два. «Ракета» теперь расслабилась, узнав об этом. Что же, в путь.
Корпорация "Секреты Аномалий"
Аномалии - таинственные, не поддающиеся логикой и здравым смыслом вещи, существа и события. Они появились в связи с акт…
Варианты ответов: